Василий Фомич Бурыкин. Фото 1951г.
С хозяйкой уютной квартирки микрорайона Светлого мы разместились в небольшой кухоньке за обеденным столом: здесь пьем чай и рассматриваем старые фотографии, документы – свидетелей нелегкой судьбы ее родителей.
— Вот мой папочка, — на меня с фотографии смотрит симпатичный мужчина с большими серыми глазами. – Папа у меня был красавцем, только вот зубы его съела цинга.
Татьяна Васильевна долго и грустно смотрит на фотографию отца:
– Потерял он свои зубы, отбывая в Колымских лагерях с сентября 1940 года по декабрь 1944 года. Да и после освобождения из заключения он еще почти десять лет работал там же уже вольнонаемным, т.к. 58 статья предусматривала десять лет лагерей и пять лет поражений, т.е. не было права выезда, переписки.
Смахнув слезу, она продолжает:
— Мой отец, Бурыкин Василий Фомич, родился в селе Сибиричиха Алтайского края. В семье было много детей, он младший, его мать после родов умерла, его на воспитание забрала бездетная семья. Рос он трудолюбивым, хорошим ребенком. Как и все крестьянские дети, пас скот, помогал по хозяйству. Правда, учиться ему не довелось, смог закончить только один класс, т.к. школа находилась далеко, а его родители жили на хуторе горного Алтая. Когда исполнилось 16 лет, смог устроиться работать в ветпункт, откуда был послан на курсы. Закончил их, работал ветфельдшером. Очень любил животных, хорошо знал их повадки, понимал язык, мечтал стать ветврачом. Увы… мечте не пришлось сбыться.
По ложному доносу односельчан осенью1937 года его и трех товарищей взял НКВД. «Врагом народа» он стал в 19 лет. Было следствие под дулом нагана, пытками, но не было суда. Вывели его во двор тюрьмы ст. Алейской и зачитали приговор: 10 лет и пять – поражения в правах… Только крепкая крестьянская закваска, любовь к труду спасли его от гибели. Отбывал он свой срок на одной из дальневосточных железнодорожных станций, потом на Колыме. Почти мальчик, в тяжелых условиях лагерного произвола выстоял и не потерял человеческих качеств: доброты, веры в свой народ и Родину. Спасая своих приемных родителей, он назвался другим отчеством – так и стал Василием Фомичем, а не Андреевичем. Отбыл он в лагере 7 лет и 4 месяца, освобожден за добросовестный труд. Но выехать с Колымы не мог, не пускали. В общей сложности на Колыме он прожил 13 лет. И только после смерти Сталина, в 1954 году, выехал уже с семьёй (мама с братом переехала к нему) на свою родину – Алтай. Работал на шахтах по добыче вольфрама и молибдена, затем в г. Бийске в строительном тресте. Везде к нему относились хорошо. Трудолюбив, честен, прекрасный семьянин, общественник. В 1956 году был реабилитирован за «отсутствием состава преступления».
Хозяйка показывает пожелтевший листок – копию справки о реабилитации за подписью заместителя председателя военного трибунала Сибирского военного округа Шалагинова от 23 января 1957 года. В ней говорится: «Дело по обвинению Бурыкина Василия Фомича, 1918 года рождения, пересмотрено Военным трибуналом Сибирского военного округа 18 декабря 1956 года.
Постановление тройки УНКВД по Новосибирской области от 13 октября 1937 года в отношении Бурыкина В.Ф. отменено, дело прекращено за отсутствием состава преступления, и он по этому делу полностью реабилитирован».
Татьяна Васильевна машет рукой, сдерживая слезы, говорит:
— Кода пришла эта бумага, мне было всего5 лет, но хорошо помню, как папа плакал, расстелив документ на столе, навзрыд. Да и понятно: лучшие годы проведены за колючей проволокой. За что?! Тогда я не понимала этого, и только позже мама мне объяснила, в чем было дело. Нас, близких, удивляло одно: после всего, что было пережито, он остался самим собой, не озлобился, не мстил за искалеченную жизнь. Папа очень радовался тому, что вернули ему и всем честным людям – мертвым и живым – право быть гражданами своей страны. В 1963 году (по совету врачей – я часто болела, т.к. родилась на Колыме) мы выехали на Дальний Восток, на мамину родину – в город Зею. Здесь папа работал в «Амурстрое». В 1964 году началось строительство Зейской ГЭС. Папа стал трудиться на стройке: бригадиром, мастером, инженером по технике безопасности, а затем старшим инженером по технике безопасности отдела техники безопасности «Зеягэсстроя». Представляете, у человека один класс образования. Правда, ему помогли достать справку о семелетке – он очень толковый был. Ведь его от «Зеягэсстроя» отправили на курсы повышения квалификации в Ленинград. Проходил он курсы в Ленинградском филиале института ПК руководящих работников и специалистов Минэнерго СССР (показывает удостоверение). В зачетке по специальности стоит «отлично». Папа рассказывал, что на курсах были люди с высшим инженерным образованием, ему приходилось сложно, он и в школе только научился азам, а в остальном доходил сам. Еще раз подтверждение тому – Алтайская земля богата самородками. Я думаю, если бы не было тех страшных лет, кем бы мог стать мой отец?
Тема репрессий дома у нас долго была под запретом, даже уже много лет прошло после реабилитации, развенчан был культ личности Сталина, но в семье говорили об этом вскользь. Думаю, что родители по этому поводу много беседовали, тем более что мама всегда для отца оставалась ангелом-хранителем, советчиком, другом. Но нас, детей, в это не посвящали. И только однажды, когда я уже была вполне взрослым человеком, мы почему-то вдвоем обедали, не помню, как зашел разговор о тех событиях, но папа сказал: «То, что описал Солженицын в «Одном дне Ивана Денисовича» — это цветочки по сравнению, что творилось на самом деле». Однако герой Солженицына намного позже попал в ГУЛАК, а отец — в самые страшные годы. Вспомнил, как его 19-летнего мальчишку пытали, держа под светом настольной лампы, били рукояткой нагана по зубам, потом бросили в карцер и пустили холодную воду. Он потерял сознание, очнулся в камере. Все для того, чтобы он подписал абсурдное обвинение: являлся связным у белогвардейского генерала Вершинина. Смешно и горько – он родился в 1918 году. Я помню, есть не смогла, только сидела плакала. Тогда папа гладил меня по голове и говорил: «Только ты не думай об этом. Ведь сейчас все хорошо, все позади». И я его послушала, веря в то, что все хорошо. Тому примером были мои родители: жили трудно, но дружно, уважая друг друга. Помню, каким он расстроенным приходил с торжественных собраний по случаю празднования Дня Победы. Он низко кланялся подвигу фронтовиков, искренне радовался нашей победе, слезы наворачивались у него на глазах, когда слышал фронтовые песни(мама очень хорошо пела). Однако ему казалось, что на него всегда осуждающе смотрят окружающие. Не всем же объяснишь, что не его вина в том, что в это время он отбывал в лагерях, что он был политическим заключенным, что рядом с ним там находились врачи, ученые, инженеры. Его лучшим другом был инженер из Ленинграда Сидоренко Анатолий Францевич. Когда началась война, они писали рапорты, чтобы их взяли на фронт, но им было отказано с формулировкой: «Стране нужно золото». Еще бы – дешевая сила! Папа все это переживал, спасало только то, что рядом были мы, его семья, которая в него свято верила.
Как он верил партии, очень переживал, когда по определенным причинам его не принимали. И вот в 1965 году вступил в ряды КПСС, но не для тог, чтобы строить карьеру, он был уверен, что в ее рядах лучшие, каким он был сам. Наград высоких не имел, но медаль «Ветеран труда» заработал, за большой вклад в развитие гидроэнергетики Приамурья награжден значком «15 лет «Зеягэсстрой» II степени», медалью «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина», нагрудным знаком «За активную работу в профсоюзах».
Папа очень хотел съездить на родину, на Алтай, но так это ему не удалось. В 2014 году мне посчастливилось побывать на Алтае не только в Белокурихе, в Бийске, но и на родине отца – в Сибиричихе. Помогли мне в этом его земляки. На могилу отца я привезла частичку этой благодатной земли. Пусть покоится с миром. Он был достойным сыном своей многострадальной страны!
